Сирота

– Наливай, не стесняйся, пап. Ну что ты вообще, как?..

– Да, сейчас, доченька. Вот держи.  Ну вот, работаю потихоньку. Электриком на участке. Смен, правда, много ставят, а так ничего, только на столбы стало тяжело лазить, и спина болит иногда.

– Тебе бы поберечь себя. Нужно куда-нибудь на поспокойнее перейти…. А то опасно это. Я не знаю. Рада, что нашла, так долго это всё….Чудо прям, до сих пор поверить не могу, как так всё получилось.

– Бабушка давно умерла?

– Полгода уже. Я сначала ну, думала, всё, а потом в документах копалась. Знаю, вы с ней не ладили. Она тебя ненавидела, наверное, правда?

Человек в штопаной клетчатой рубашке потер заросшую щетиной щеку и взялся за бутылку коньяка. Налил по стопкам, а потом с недоверием уставился на расставленные в беспорядке по столу пластиковые контейнеры. Сидящая напротив девушка широко улыбнулась и сказала:

– Пап, ешь, не стесняйся, это суши из ресторана. Очень вкусные, мы в офис всегда заказываем. Даже директор банка такие ест.

– Хорошо, Оленька. Я просто не привык, что ли. Дай вилку возьму, неудобно руками же.

Он выдвинул скрипучий ящик у мойки, копался несколько минут, потом достал гнутую алюминиевую вилку, положил перед собой, а с зубцами поровней протянул дочери.

– Не надо, я палочками лучше. Привыкла уже, и удобнее так. Что-то ты такой грустный. Ну, давай выпьем еще? Коньяк хороший, «Реми Мартин», от него голова не болит совсем. Ну, давай.

Они чокнулись и выпили. Седой человек несколько раз неловко ткнул рисовый кубик, прежде чем смог подцепить его и отправить в рот.

– Я не сразу узнала, просто как-то совпало. Не говорил никто, совсем никто,  представляешь? Как так можно было, а? Двадцать лет я думала, что ты умер, а тут… Я в шоке была вообще. Пришла в первый раз на кладбище за двадцать лет. До этого бабушка всегда одна ходила, меня не пускала вообще. Я думала, ты….ну вместе с мамой похоронен, а там только она… Когда в бумагах переводы нашла, только тогда догадалась. Я же в банке работаю, смогла разыскать. Но зачем, понять не могу. Зачем ты прятался столько лет?

– Слушай, Оль, – прервал ее отец. – Наверное, тебе лучше уйти. Мы не виделись столько лет, и Светлана Михайловна… бабушка Света, наверное, права была, не нужно нам было это…

– Пап, ну ты что! – воскликнула девушка и вскочила с места, опрокинув табурет. – Знаешь как я плакала? Я в садик не могла ходить, я, я… Почему ты меня не забрал? Я тот вечер никогда не забуду, когда меня из садика не забрали, только бабушка ночью и всё. Всё кончилось, я думала, что сирота… А ты жив двадцать лет. Двадцать… Почему?  Что такое я тебе сделала, что ты меня бросил?!! И теперь бросить опять хочешь, да?

Ее щеки раскраснелись, как ошпаренные, казалось, слезы вот-вот хлынут из глаз, но она держалась. А отец не смог. Пряча взгляд, уронил лицо в ладони, и плечи задрожали под тихое «Ы-ыыуу-ыыы».

– Пап, ну ты чего? – отпрянула Ольга. – Я не знаю, но я… ну скажи… что случилось?

– Ы-ыы Я… Это я… Я сделал, доча… Я маму убил…

– Что! Как! Нет, ну не ну… О-оо – испуганно воскликнула девушка, прикрыв открытый от изумления рот.

– С работы пустили пораньше. Хотел тебя забрать с садика. На мультик в кино, эта, – уперев взгляд в пол, говорил мужчина. –  Решил за мамой зайти, чтобы все втроем. Зашел, а там этот ее. Прямо на кресле, понимаешь, у зеркала, а она улыбалась так и….Я ему кулаком по зубам, а там нож на подоконнике, с яблоками, он схватил. Люба промеж нами кинулась разнимать. И я не знаю, как получилось. В общем, обоих. Этого сразу, а мама… Я сам скорую вызвал, рану полотенцем зажал, но не успели они. В общем, дали мне пятнашку, а ты… Ты не знала ничего, я сам бабушку просил, чтобы машину продала и тебе сказала, что мы умерли в один день. Так вот и вышло… Я правда рад тебя видеть, но не надо лучше. Уходи. Жили же раньше, ну и…

– Ааа! Нет-нет, не надо! – заорала дочь, падая на пол перед отцом и обнимая его колени.  – Пааапа, нет, не уйду, не пущууу! Нет-нет. Не сирота, нет, не могу так, я – ыыы. Нельзя, не верю, нет, не может…

– Успокойся, доченька. Всё хорошо. Всё хорошо, не плачь, доченька… Я не уйду… – шептал седой человек и гладил плачущую девушку по волосам. – Не плачь, всё будет хорошо.