Типичный Питер
— Ой, я промокла до трусов, кажется.
Говорила же — надо было брать зонтики! — воскликнула брюнетка, по-кошачьи
встряхивая короткими волосами.
— Ну по прогнозу было написано без осадков,—
выжимая светлую косу, отозвалась её подружка.— Не ной, скоро кончится. Тут, в
подворотне, переждём. Это даже романтично. Такой питерский колорит.
— Чего на прогноз смотреть? Сама говорила,
что в Питере всегда дождь,— возмутилась темноволосая.— Такси нужно было брать.
Фу!.. чем тут воняет?.. Нассали, что ли? Ой, Кать, тут бомжи какие-то… Пошли
отсюда.
В глубине темной подворотни и правда
виднелись две фигуры, уютно расположившиеся на листе картона, уложенной на
маленькой ступеньке, которая осталась
от старинной двери, заложенной теперь кирпичом. Ближе к девушкам сидел
высокий сутулый старик в потёртом сером плаще и с козлиной бородкой. Рядом
расположился гладковыбритый толстяк в тюбетейке, придававшей что-то восточное
его вполне европейскому лицу. У обоих в руках были пластиковые стаканчики, а
рядом на асфальте стояла бутылка с красноватой жидкостью.
— Прошу простить, милые дамы, за наш не
слишком презентабельный внешний вид,— наждачным тенорком начал козлобородый.—
Позвольте проявить гостеприимство и угостить вас этим чудным портвейном
исключительно в целях профилактики зловредных инфлюэнций.
— Ого! — удивилась блондинка.— Спасибо,
конечно, очень приятно. Но мы не пьём вообще-то.
— Что же, это замечательно, вы очень
правильно поступаете, не следуя пошлым современным стереотипам, требующим
непременно пить в Питере,— улыбнулся старик и тут же осушил свой стаканчик.
Блондинка игриво улыбнулась, отступила на
шаг и, притянув к себе подругу, зашептала:
— Видишь, Нин, я же говорила! Тут всё по-другому,
даже бомжи интеллигентные.
— Да они просто денег хотят поклянчить, вот
и выпендриваются.— поморщилась брюнетка.— Черт, у меня даже сигареты насквозь. Кать,
дай свои, у тебя, кажется, была нераспечатанная?
— Да есть. На, держи, вроде сухие.
Нина взяла пачку, торопливо сорвала
целлофан и едва не бросила на пол, но под укоризненным взглядом козлобородого
спрятала мусор в сумочку. Потом достала сигарету и долго мучила колесико отсыревшей зажигалки.
— Гадский дождь, всё промокло. Лучше бы в
Сочи поехали.
— Бахтияр, ну что же вы медлите! Ну
угостите даму спичкой,— неожиданно распорядился старик.— Будьте так добры.
Тюбетейчатый кивнул и, вытянув из кармана
коробок, галантно поднёс огонёк Нине. Катя тоже достала сигарету, и Бахтияр
ловко чиркнул ещё раз.
— Ой, как мило,— расплылась в улыбке
блондинка.— Может быть, вы тоже покурить хотите?
— Ах спасибо, с превеликим удовольствием,—
ещё шире расплылся козлобородый.— Позвольте представиться: Вениамин Иосифович,
местный гид. А это Бахтияр Улугбекович. Он молчалив, просто сейчас работает
дворником. А вообще оперный певец, так что извините, боится испортить голос.
— Как удивительно! А мы вот студентки,
пединститут имени Бунина. Сюда к вам на каникулы, меня…— бойко начала Катя, и
тут Нина дернула её за рукав и зашептала: «Ты что, с каждым встречным
откровенничать будешь? Вдруг они маньяки какие? Узбек в особенности…».
— И как вам град Святого Петра? — не
обращая внимания на неприятный шепот, спросил Вениамин.
— Ой, всё нравится! — откликнулась Катя.—
Только вот погода подкачала.
— Ага, а ещё мочой местами воняет,—
поморщилась Нина.
— Ну тут уж ничего не поделаешь,— пожал
плечами Вениамин.— Это неотъемлемая часть городского колорита. Смею заметить, в
естественном ничего постыдного нет. Это нашло своё отражение даже в русской
поэзии.
— Это в какой, интересно? — встрепенулась
Нина.— Что-то я такого не припомню.
— Да вот хотя бы взять Маяковского,—
улыбнулся старик, вскинул руку и неожиданно громко продекламировал:
Я
сразу смазал карту будня,
плеснувши
краску из стакана;
я
показал на блюде студня
косые
скулы океана.
На
чешуе жестяной рыбы
прочёл
я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн
сыграть
могли
бы
на
флейте водосточных труб?
Эхо мощного голоса гулко разнеслось по
подворотне и, кажется, на секунду победило дробь дождевых капель. Катя
восхищенно зааплодировала, а Нина снова поморщилась и сказала:
— Ну и причём тут моча? Это стихотворение
о красоте будней и …
— А чем, по-вашему, будет играть
Маяковский на водосточной трубе? Губами никак не получится,— хитро прищурился
Вениамин.— А вот — извольте, если мужчина станет к трубе излить, так сказать,
всё накопившееся, может родиться чарующий звук. Перезвон капель по бренному
металлу. Только настоящий художник может это почувствовать.
— Ой как тонко! — восхитилась Катя.—
Никогда бы не подумала о таком прочтении.
А ведь правильно подмечен смысл.
— Ай, Вениамин Иосифович! — неожиданно
писклявым голосом, совсем без акцента, воскликнул Бахтияр. — Ну что ты такое говоришь?
Маяк хулиган был похлеще Есенина. Он в этом стихотворении предложил читателям
член пососать, только и всего. Помните у Северянина? «Поцелуй головку флейты, и
прольётся нежный звук». А Маяк пошёл ещё дальше. Сидел как-то с фифочкой в
ресторане, а она намеков — никак. Вот принесли, значит, заливную стерлядку в
жестяной тарелочке, он уже остограммился, и вилкой заливное ковыряет. А дама всё
никак в номера ехать не желает. Нужно покорять. Вот он взял меню, перевернул и
накарябал с обратной стороны. Мол, хватит уже тут ломаться, пора и хуй сосать.
А всякие знатоки вон теперь анализируют, ищут глубокий смысл и важный подтекст.
Ладно студенты, но ты-то, Веня, сколько лет профессор…
Бахтияр демонстративно взялся за молнию брюк
и подмигнул девушками. Лицо Кати пошло бурыми пятнами, она вдруг подхватила
подругу под руку и пулей выстрелила из подворотни, несмотря на продолжавшийся
ливень. Вениамин посмотрел им вслед, раздражённо затушил окурок о стену,
спрятал в карман и произнёс.
— Ну и зачем так пугать девочек? Все так
ладненько получалось, а ты...
— Ха! Им ещё детей учить, пусть не мыслят стереотипами, — проворчал Бахтияр и, отвернувшись к стене, сыграл ноктюрн на старой штукатурке.
