Осада Гошана
1.
— А потом он схватил меня
за руку и прижал к столу перед собой, я даже… Я очень испугалась, получается,
прямо упала животом на стол. А он схватил меня за… Ну за это прям чуть не
пальцами полез.— Хрупкая заплаканная девушка нервно шмыгнула носом.— Я так
испугалась, даже кричать не могла… А он руку запустил под джинсы и говорит — ах
ты там вся уже мокрая… я рванулась, смахнула всё со стола, монитор задела, он
тогда меня отпустил, и я вырвалась…
— Вот гандон! Ох,
успокойся милая, я обещаю, этого больше никогда не повторится. Я… я в шоке,
честно, даже не знаю, что сказать,— взъерошенный парнишка в очках неловко
погладил девушку по голове.— Ты почему… Надо было сразу мне позвонить!
— Да, прости… я виновата,
понимаю. Но я хотела сама… Ну то есть я сразу и на увольнение, и даже сразу
подала резюме. Сразу в четыре места. Ипотека не сорвётся, ты не переживай…
Будет тяжело, но мы справимся, не переживай…
— Лена, ты чего! Я вообще
об этом даже не думал. Как ты вообще такое… Главное, чтоб ты в безопасности. Я
бы сразу приехал и устроил…
— Нет, Ром, пожалуйста,
нет! Только не это, я тебя очень прошу! Сейчас мне уже лучше. Пожалуйста,
оставь это… Я уверена — всё ему бумерангом прилетит…
— Так нельзя! Ты что,
хочешь, чтобы он к твоим девочкам так в отделе? Вспомни своих продавщиц! Ой,
прости, я не хотел…
— Рома, я устала, я не
могу так… Может, всё это… Я просто не знаю, я запуталась…— захныкала девушка, и
слёзы снова полились из покрасневших глаз.— Марина Сергеевна такой хорошей
директрисой была, а теперь — этот урод… Я лучше уйду в другие магазины или
вообще в школу попробую. Могу же я учительницей русского? Как-нибудь накопим на
платёж в следующем месяце. Сможем ещё ужаться. Я прикидывала: если купить сразу
мешок гречки и мешок риса…
— Нет, я лучше этого гада
прижму! Я этого так не оставлю. Выкину этого урода, а ты вернёшься и будешь,
как раньше…
— А что ты можешь? В
полицию пойти? Но у нас нет никаких доказательств. А у него — связи. Он ещё
когда директором рынка был, там всех потом посадили, а он выкрутился. И этот ещё,
Виктор Михайлович, начальник охраны, его подручный,— он же бывший то ли мент,
то ли вообще ФСБ-шник. Пожалуйста, не лезь в это, есть другие места работы…
— Да, ты права, полиция
тут не поможет… Но я с ребятами посоветуюсь в кружке, у меня там ученики
толковые.
— Рома, ты чего? Они же
дети! Что твой программистский кружок с этим поделать сможет?
— Ха, не бойся, Лен, есть
одна идейка. Я всё аккуратно сделаю. Остап Бендер чтил Уголовный кодекс —
помнишь, да?
— Рома, мне всё равно страшно.
Он опасный человек. Когда прижал к столу в кабинете, я уже думала, что не
выберусь. Я только теперь поняла, почему Люда уволилась, заведующая молочки. А
вместо неё совсем девочку повысили, без высшего образования вообще. И в отделе
кадров эта мымра лыбилась, когда я заявление
писала. Они все там всё знают. Это как против системы бороться — невозможно
одному, ты же понимаешь.
— У вас там прям бордель,
а не гипермаркет. Но ничего, это мы поправим. Тебе же нравилась работа, правда?
Вот и давай бороться. Если бежать всё время, нигде хорошо не будет.
— Да работа хорошая, я
думала — ещё годик, потом, может, в декрет, а теперь… Рома, ну как бороться? Я
даже не знаю, как мне вернуться, чтобы теперь две недели отрабатывать. У меня
просто сил нет, я не знаю…— девушка всхлипнула и уткнулась парню в плечо.
— Подожди, а ты не
думала… Ну то есть не хочешь позвонить этой Люде, которая вдруг уволилась,—
может, она по той же причине? Тогда если вместе объединиться…
— Ром ну ты что? Я такое
не расскажу никогда, я тебе не решилась, если бы не... Я так… Это так стыдно, а
если ещё во вранье обвинят. Как доказывать? Мне никто не поверит.
— Так, ладно, давай
сначала успокойся. Завтра поедешь к маме и поживёшь там эти две недели. Пока я
всё сделаю. Сходи в поликлинику к тёте Вере, чтобы она открыла больничный.
Отдохнёшь, сил наберёшься. А я всё сделаю.
— Рома, не надо, я прошу!
Не хочу, чтобы ты пострадал. Разберёмся как-нибудь с ипотекой…
— Леночка, милая, ну не
плачь. Теперь только этот мудак страдать будет. Расскажи мне про него подробно
всё, что знаешь.
— Зовут Владимир
Александрович. Он был директором Восточного рынка. А потом к нам перешёл, когда
рынок снесли. Ему лет пятьдесят, наверное, а до этого вроде военным был или
тоже ментом, я точно не знаю.
— И как такой попал в европейскую
компанию?
— Ну я же говорю у него
везде связи. Ты — обычный айтишник, ну ещё в школе работаешь, куда тебе!.. Не
лезь, пожалуйста, ты ничего не сможешь.
— Верь в меня, любимая, я
всё смогу!
2.
— Витя, бля, какого хуя?!
Вы уже три дня никого поймать не можете. А у меня списания уже на сто тысяч
почти! Это если ещё технику получится уценить в испорченных коробках. А так
вообще все двести выйдет. Людей в ночь вывожу разгребать эти тележки сраные, в
складе пёрднуть негде! А средний чек как просел?! Тележек пустых нет, народ берёт
по минимуму и сваливает. Ты понимаешь или нет, что у нас провал будет?
Взбешённый толстяк
вскочил из-за стола и помахал кулаком перед носом лысого охранника,
подобострастно замершего посреди кабинета. Потом отшатнулся и рухнул обратно в
кресло, тяжело хватая ртом воздух. Охранник виновато развел руками и промямлил:
— Владимир Саныч, ну что
я могу?.. Что им предъявить, объясни мне? Ну ходят люди, кладут товары в
тележку, молодёжь в основном. Это ж магазин, это делать можно — никакого
криминала. А потом бросают полную телегу в проходе и уходят. Мы остановили
сегодня одного. Типа чего тележку бросил? А он — а я кошелёк дома забыл. И что
теперь? Бесплатно ему отдать, что он там нагрузил?
— И что, ты отпустил?
Надо было подбросить что-нибудь и предъявить кражу. По камерам там посмотреть
или ещё как. Он же пойдёт, ещё тележку возьмёт и опять нагрузит. Один человек
за день нам штук двадцать таких в раз организует.
— Ну так а я причём? Ты
давай вставь пропиздон своим бабуинам, пусть шустрей разгребают, расставляют всё
по местам. И не будет убытков тогда.
— Шустрей, бля? Ты чё,
совсем охуел, что ли? Сто пятьдесят тележек, доверху набитых. Как их, блять,
разобрать и по местам расставить? Это сколько времени нужно по всему магазину
бегать. А сроки? Там же из холодильников тоже. И всё вперемешку: утюги,
продукты, мука, гандоны, тряпьё с бананами. И обязательно, суки, рыбу
замороженную или мясо в середину суют, чтоб протекло и завонялось. Пидарасы! Там
мало разгрести, там на списание половину. У меня люди с ног сбиваются. За
сегодня восемь заявлений на увольнение, ты понимаешь? Надо срочно с этим что-то
решить, пока в центральный офис не расчухался.
— Я так это, обмозговал,
значит, ну стратегически. Выходит — это кто-то спецом под тебя копает. Измором
решил взять. Надо бы причину устранить, получается.
— Херасе ты стратег!
Наполеон, бля! Я это ещё на второй день понял. Причину, бля… Ну так давай ищи,
устраняй. Кто у нас тут за безопасность?
— Ну так, это ж
форс-мажор получается. Пишите в офис, пусть людей пришлют, юристов там или как ещё
на помощь.
— Витя, ты — идиот? Может,
вообще сразу заявление на увольнение написать или как? Я тебе сказал: решай
проблему. Поймай одного из этих гандонов, запри в подсобку и коли, пока не
признается, кто это всё затеял. Ты что, там у себя в отделе зря столько лет
штаны просиживал? Что, я тебя учить должен? Давай бегом в мониторную и поймай
мне «языка», понял?
— Владимир Саныч, но так
это… У нас же нет оснований.
— Да подбрось ему хоть «Жилет»
по карманам, батарейки там или ещё что-нибудь. Бери как за кражу и дави, пока
не сознается.
— Будет сделано!
— Давай знаешь, что…
Звони сразу, как поймаете. Я сам с этой мразью поговорить хочу лично.
— Угу…
Звонок от начальника
охраны раздался только через два часа. В кабинет привели юношу лет шестнадцати
с едва заметным светлым пушком на щеках. Парень совсем не выглядел испуганным,
несмотря на грозный взгляд директора и присутствие Виктор Михалыча с парой
мордоворотов. Директор с ходу перешел в атаку:
— Ну что, парень, попал
ты на три годика. А может, и на все пять, если товары в тележке дорогие.
— Дайте мне позвонить! —
с неожиданной наглостью ответил пленный.— Я должен сообщить родителям. Вы не
имеете права говорить со мной без их присутствия!
— Мы сами сейчас сообщим!
— рявкнул директор, саданув кулаком по столу.— Сперва в полицию, потом они уже
сами. И поедешь ты ночевать в обезьянник.
— Я ничего не сделал, вы
схватили меня незаконно. Вызывайте полицию.
— Не сделал, да? А
воровство? Виктор Михалыч, вы провели обыск?
— Ну я как бы это…— замямлил
начальник охраны.
Директор сердито зыркнул
на подчинённого и поднялся из-за стола.
— Значит, сейчас вызовем
полицию и проведём. Да, в принципе, обыск не нужен: у нас все есть на
видеозаписи. Закроем тебя в холодильной камере, посидишь, подумаешь,— хищно
оскалился Владимир Александрович.— Ты понимаешь, что попал на особо крупный
размер, или не понимаешь?
— Я не понимаю, о чём вы.
Немедленно верните мне смартфон! Мои родители напишут заявление о грабеже!
Внезапно на столе
директора запиликал внутренний телефон. Хозяин поморщился, но повернулся и взял
трубку:
— Да! Слушаю. Нет, не
пускай ко мне никого, я занят. Какой ещё дядя? Что за адвокат… Да, задерживали.
Нет, не надо полиции. Ладно, Марина, давай, проводи их ко мне в кабинет, я сам
разберусь.
Парень расплылся в
ухмылке и попытался высвободить руку, но здоровенный подручный Виктора
Михайловича по-прежнему крепко сжимал его запястье.
— Отпустите, мне больно… Это
незаконное лишение свободы!
— Поговори мне ещё…— рявкнул
директор.— Ты у меня так просто не выкрутишься.
Спустя пару минут в
кабинете появился Роман в сопровождении высокого человека в костюме, с
аккуратной бородой, постриженной по последней моде.
— Добрый день, я Роман
Игоревич, дядя Данила, а это наш семейный адвокат, Максим Олегович,— с порога
заявил парень, средним пальцем поправляя очки.— Я так понимаю, произошло
какое-то недоразумение?
— А как же, ваш племянник
совершил кражу и порчу имущества! — резко закричал директор.— И, как показывают
имеющиеся у нас видеозаписи, порчу неоднократную. Рецидивист ваш племянничек,
значит…
— Вы уже обратились с
заявлением в полицию? — чуть улыбаясь, поинтересовался адвокат.
— Нет, мы пока задержали.
Сейчас мы…— директор на секунду замялся.— Сейчас мы давайте поговорим, так
сказать, свойским порядком. Я хочу знать, кто… кто надоумил мальчика нам товар
портить?
— Я ничего не портил! — воскликнул
Данил.— Я просто пришёл в магазин, а меня схватили и притащили сюда…
— Ты складывал товары в
тележку и бросил её в магазине! — заорал директор.— Вчера и позавчера. И товары
из-за это портились! Рыба на текстиль протекла, на майки, кроссовки. Коробки с
фенами размокли. Это не порча, что ли? Тебе не стыдно вообще?! А ну говори, кто
тебя подослал.
— Позвольте, кто вам
разрешал кричать на ребёнка!..— нахмурился адвокат.— У вас есть доказательства
умышленной порчи?
— Да, он делал так
несколько раз! — сорвался на крик директор.— И он, и дружки его.
— Что делал несколько
раз? — переспросил Роман.
— Товары вразнобой в
тележку складывал!
— Но позвольте, так
делают тысячи других посетителей. В этом и смысл универсальных магазинов,—
улыбнулся адвокат, махнув рукой в окно кабинета, выходившего в торговый зал.—
Вы что, и всех остальных будете задерживать?
— Но он не оплачивал на
кассе. Бросал полную тележку в зале! — все больше свирепел директор.
— И что? Это запрещено
каким-то законом? Потрудитесь назвать статью, я полюбопытствую,— продолжал
наступать Максим Олегович.
— Это я не смотрел ещё,
но я подтяну юристов. В любом случае ущерб большой имеется,— пробурчал
директор, зачем-то перебирая бумажки на столе.
— Ну с этого прежде всего
нужно было начинать,— грозно произнёс адвокат, бесцеремонно поставив портфель
на директорский стол.— А не задерживать несовершеннолетнего без каких-либо причин…
— Немедленно отпустите
мальчика! — громко воскликнул Рома.— Иначе я сам вызову полицию! И напишу на
вас заявление за похищение человека и незаконное удержание. Даня, они тебя
били?
— Вот этот за руку так
схватил, что теперь синяк будет,— поспешил ответить мальчик.
— Сейчас и «скорую»
вызовем, чтобы зафиксировать побои,— вмешался адвокат.
— Слышь, ты, умник, я
тебя…— завёлся директор.— Да ты знаешь, на кого…
Виктор Михайлович
поспешил подскочить к шефу и зашептал на ухо:
— Уймись, Вовчик, не лезь
в залупу. Адвокат дело говорит: менты приедут — мы тут встрянем крепко, нам
предъявить нечего. Давай отпустим, ну их нахуй…
Державший Даню охранник
отпустил его при первых словах о побоях. Директор замер, яростно сжав губы.
Лицо его так побагровело, что, казалось, голова вот-вот взорвётся созревшим
прыщом и выплеснет густую капельку гноя. Роман обнял Даню за плечо и молча
двинулся к выходу. Адвокат подхватил портфель и двинулся следом. В дверях
парень запнулся и спросил.
— А мой телефон? Его этот
забрал, лысый.
— Верните имущество,
иначе будет ещё и грабёж,— строго сказал адвокат.
Начальник охраны слегка кивнул
и вытянул из кармана аппарат. Максим Олегович брезгливо взял его и, обмахнув
платком, протянул парню.
— Проверь: целый? —
уточнил Рома.
— Да, вроде нормально,—
кивнул парень.
— Ладно, пошли.
После их ухода в кабинете
ещё пару минут царило гнетущее молчание. Наконец Виктор Михайлович кашлянул:
— Кхе, ну так что мы это…
Что делать будем теперь?
Директор, тяжело ступая,
подошёл к стоящему в углу шкафу, достал бутылку коньяка и налил полную рюмку.
Виктор Михайлович чмокнул губами, надеясь на угощение, но вторая рюмка осталась
пустой. Владимир Александрович выпил залпом, закрыл шкаф и произнёс:
— Значит, так. Враги серьёзные,
а мы теперь в осаде. Завтра магазин закрыт будет.
— Что, совсем? —
испугался охранник.
— Пошел вон, развесил тут
уши,— рявкнул на него директор.— Так, Витек, а ты сядь.
Он подождал, пока за
охранниками закрылась дверь, и продолжил:
— Завтра магазин не
работает. Устроим санитарный день, чтобы разобрать все тележки и провести
списания. А потом ты установишь пост из двух охранников на парковке. Где
тележки стоят, понял?
— И что?
— И твои дуболомы будут
тележки только взрослым людям выдавать. Понял?
— То есть как?
— Да так! Лет с сорока
только. Молодёжь пусть вон с корзинками. Я специальные правила подготовлю.
Чтобы ни одной тележки этим мудакам, усек?
— Ну так это… неудобно
как-то… Будут бузотерить.
— Неудобно срать с
бутылкой в жопе! Мы так с тобой вообще погорим на хрен. Видишь: гандоны в самое
сердце бьют!
— Ну как скажешь, а может,
это… Просто неделю отпуска? Ну типа закроем магазин и пересидим, пока они
успокоятся?
— Да ты что, охренел, что
ли? А убытки за простой? И вообще эти хитрые падлы… Как они адвоката так
быстро. Этот крысёныш позвонил, что ли?
— Никак нет. Его сразу
повязали, и руки за спину. Как только кассы прошёл.
— Вот видишь: у них всё
схвачено. За этим шкетом следили. Как его повязали — сразу адвоката вызвали. Им
только того и надо. Это точно Петровна, с бульвара Троцкого. Меня подсидеть
решила, в её гипере проходимость хуже, вот и решила потеплей местечко занять.
Ну ничё, сука, я ей устрою…
— Так, а что мне…
— Дуй в диспетчерскую,
пусть созовут заведующих на экстренное совещание.
3.
— Понимаете, господин
Лярошь, ничего не помогает,— согнувшись над столом в подобострастном поклоне,
причитал директор.— Уже больше десяти дней магазин подвергается ужасающему
вандализму. Это просто чудовищно.
— Я понимаю, но меры вы же
принимаете? — спросил худощавый седоволосый француз, внимательно просматривая
лежащие перед ним бумаги.
— Конечно, мы делаем всё,
что можем. Я лично выкатывал со склада тележки, но их продолжают заполнять и
бросать. Только за сегодня уже больше пятидесяти. Ничего не можем с этим
поделать. Без вашей помощи, разумеется.
— И какой вы видите
решение? — медленно проговорил Лярошь, не поднимая головы.— Как мне сказала наш
пресс-секретарь, вы уже вызвали скандал с тележками для людей. Есть обсуждения в
Интернете этого спорного решения. Какие ещё вы делаете действия теперь? Вовсе
отказаться от телег?
— Нет-нет, нужно всего
лишь временно увеличить штат на тридцать человек. Чтобы они успевали оперативно
разгружать брошенные тележки.
— Вы понимаете, это очень
странно. Наша международная сеть «Гошан» никогда не сталкивалась с подобными
вызовами, насколько мне известно. Вам удалось выяснить причину? Это какой-то
молодёжный… как это будет… игра?
— Я думал так, господин
Лярошь, но после того, как мы запретили молодёжи брать тележки, тем же самым
занялись бабушки.
— Бабушки, это слово… Не
совсем понимаю, чей они.
— Ну то есть пожилые
женщины, пенсионерки лет шестидесяти и больше.
— Вы пытались с ним
поговорить?
— С кем?
— С пожилой женщиной.
— Да-да, конечно. Но это
не помогло, они скандалили ещё больше. Я понял, что тут дипломатического
решения нет. Силового — тоже. Мы можем только проявить стойкость. Когда-нибудь
им просто надоест этой дурью маяться.
— Хорошо. В этом смысл
есть. И сколько долго вам понадобятся эти дополнительные люди?
— Ну месяца два… может,
три максимум. Можем провести их по срочному договору или как там будет лучше
для бухгалтерии. Дольше трёх месяцев не продлится. Наша задача — снизить потери
на это время.
— Если платить этим
работникам минимальный прайс, это получится двести пятьдесят тысяч в месяц без
расходов выплат и формы. Это много будет за три месяца, с учётом уже теперь
потерь.
— Простите, господин
Лярошь. Но нет никакого другого выхода. Вам не нужно было прилетать, я в письме
сообщил всю ситуацию.
— Выход есть: устранение
причины конфликта ситуации.
— Но это невозможно. Мы
пытались узнать, но, бля, молчат, как рыба об лед.
— Не очень понимаю вас.
Но мне причина вашей проблемы ясна. Я получил письмо перед вашим и решил
приехать лично. Вот, читайте.
Господин Лярошь извлек из
папки распечатку и протянул побледневшему директору:
— Но тут по-английски.
— А что ваш уровень
знания?
— Но я это… ну когда в
компьютере…
— Кто принимал решение о
вашем трудоустройстве?
— Аркадий Абрамович,
региональный директор. Я звонил ему, но он велел вам письмо направить.
— Я думаю — имеем тут
высокую некомпетентность и злоупотребление. Позовите мне заведующую отделом
кадров. Мне необходим список уволившихся сотрудниц.
— Подождите, но как это…
— Это очень скандальное
дело для репутации нашей сети. Я хочу беседовать лично. Покиньте кабинет, я вас
вызову.
— Если эта Самойленко на
меня настучала — это всё гнусная клевета. У неё самой в гипермаркете свинарник
вонючий. А у меня все проверки — ни одного замечания. Господин Лярошь, это
заговор. Они специально меня топят, потому что продажи…
— Покиньте кабинет
немедленно. Я приму решение после беседы с женщинами.
— Какими женщинами, вы
чего?
— Покиньте кабинет, это
моё распоряжение как патрона. Незамедлительно, быстро!
4.
— Ром, это невероятно.
Сам Поль Лярошь прилетел, зам. управляющего всей сети! Я никогда не думала, что
он сам. И меня на беседу вызвал. Я так волновалась, но он такой обходительный.
По-русски так хорошо говорит, почти без акцента. И такой вежливый. Спросил про
урода этого, я сама не поняла, но не страшно было. Он извинился за него и
сказал, что мне будет выплачена компенсация за действия. Ну, в общем, за
домогательства — и такого больше не повторится. Я снова — заведующая отдела
текстиля. Вот это да! Представляешь! Я от радости чуть не прыгала до потолка! —
восхищённо лепетала Лена, не в силах разуться в прихожей от нахлынувшей волны
восторга.— И не только меня. Представляешь, ещё троих он так, оказывается. А
были те, которые не уволились. Но он просил не рассказывать. Есть замужние,— ты
прикинь, вот сволочь, а? Вот бы его ещё посадить. Но, походу, с него только
деньги взыщут. Господин Лярошь сказал, что тот полностью материально в ответе
за ситуацию. Я только не поняла, в чём там дело, что-то с тележками, но
непонятно. Всё так неожиданно…
— Ну вот видишь,—
улыбнулся Рома, прижимая Лену к груди,— мой кружок программистов оказался не
таким уж бесполезным. Ребята у нас очень отзывчивые. И родители у них тоже.
Даже бабушки у многих помогли. И ведь никто о причине не проболтался. Решили
помочь учителю, и всё.
— Подожди, так это ты…
Как тебе это удалось? Добиться, чтобы сам… Лярошь приехал… Что вы такое
сделали?
— Взяли «Гошан» в осаду.
Им пришлось капитулировать. Бизнес есть бизнес, дешевле уволить одного мудака,
чем терять сотни тысяч на ровном месте.
— Я всё равно представить
не могу, как такое возможно… За две недели всего. Я приехала — думала трудовую
забрать, а тут у вас такое!.. Рома, это правда — ты один всё это? Просто
чудеса, не могу поверить.
— Каждый человек маленький — только пока один. Немного логики и организации, и многое изменить можно. Главное — не бояться и действовать!