2. Добрый доктор

    План был безупречен, оставалось только не упрекать себя в случае привычного провала. Валентин постарался всё тщательно рассчитать, буквально по минутам, но учесть все неизвестные в таком уравнении было абсолютно невозможно. Первой неприятностью оказался вкус бабушкиных грибов. Он никогда не любил маринованные вёшенки, но конкретно эти оказались совершенно отвратительными. Только вера в надёжный план позволила проглотить эту склизскую медузообразную серость с прилипшими икринками чёрного перца.

    Времени было мало, нужно съесть хотя бы полбанки, а его едва не стошнило уже на втором куске. Конечно, цель именно в этом, но слишком рано тоже нельзя. Он был очень сосредоточен. Прокрался на кухню, вскрыл банку и, скрываясь за открытой дверью холодильника, поедал один гриб за другим. Отец недавно вернулся домой, они о чём-то разговаривали с матерью в комнате, бабушка копошилась со швейной машинкой, но в любую секунду кто-нибудь мог зайти на кухню.

    С трудом проглотил две трети. Сердце с каждой секундой набирало обороты, заполняло грудную клетку, прорывалось из рёбер наружу и, казалось, вот-вот вырвется из ушей. Так, глубокий вдох, поставить чайник. Ещё что-нибудь съесть. Только грибы — подозрительно. Что там есть?.. макароны по-флотски — сойдёт. Быстрей в микроволновку, чай… так один пакетик, нет, лучше два…

Валя качнулся от нахлынувшего головокружения и с трудом удержался на ногах. Фигасе, вот так приход! Семь таблеток, наверное, было много, тут недолго и вправду отъехать. Он долго изучал сомнительные форумы. Сообщения там противоречили друг другу, было много каких-то медицинских терминов, в которых тяжело было разобраться. Валя пошёл от противного. Аккуратно изучил содержимое домашней аптечки, не забыв заглянуть и в бабушкин «тревожный чемоданчик» — деревянный ящик с крышкой, набитый всякими таблетками. Изучая инструкции к разным препаратам, Валя пришёл к выводу, что самым безопасным и эффективным будет обычный кофеин. По его расчётам, должно было повыситься давление и возникнуть рвота. Этого будет достаточно, чтобы мама вызвала скорую…

— Что ты макаронами давишься, надо сперва суп,— заявила мать, заглядывая на кухню.— И вообще лучше бы картошку почистил, я собиралась…

— Мам, это… мне чего-то нехорошо…— тяжело приподнимаясь со стула, пробормотал Валя.— Голова заболела, я на…

Договорить он не смог. Где-то под рёбрами вулканически заклокотало. Потом всё сжалось на секунду и вырвалось наружу. Валя зашатался, уперся в стол раскинутыми руками и вывалил серо-бурую смесь грибов макарон и чая прямо перед перепуганной матерю. Сердце по-прежнему рвалось из ушей. Вдруг заложило нос. Валя зашатался и картинно рухнул на пол, промахнувшись мимо табуретки. Новый спазм — и волна по полу, теперь уж лежа на боку.

— Виталик, Виталик, звони в скорую… Ма, воды быстрей, Вальке…

— Че орёшь как ре… Боженьки мои!!!

— Что случилось, вот бля… сейчас. Валя, держись, дыши!.. голову набок…

    Он ничего не соображал. Было действительно очень плохо, в голове каждую секунду ухали разрыва, грозя разнести её на куски. Нос был заложен собственной кровью, сосуды не выдержали давления, и теперь из обоих ноздрей вырвались кровавые ручейки. Наверное, вместе с рвотой выглядело очень страшно, но Валентин не в силах был этого осознать. Родственники совсем обезумели, мать орала на бабушку и отца, кажется, даже отвесила папе затрещину. На бабушку орала за грибы, ещё что… Валя не смог разобрать. На какой-то момент ему показалось, что и правда сейчас помрёт. Сердце никак не успокаивалось, тяжело дышать, в голове всё больнее. Новая зловонная волна из горла… кажется, перенесли на кровать, мать повернула набок, лицо трёт полотенцем. Холодно, мокро… лёд на затылок — это ещё зачем?.. снова буэ-е-ее. Почему так много, вроде съел так себе, должно бы всё выйти…

    Хлопнула дверь, мать сдирает с него футболку, кажется, рядом фельдшер что-то колет. Мать орёт на него, на отца, бабушка что-то кричит на заднем плане. Господи, что за бред! Подняли, идти надо самому, без носилок, мать пытается засунуть ноги в домашние тапочки. Вид как со стороны. Отец и фельдшер подхватили за плечи и ведут в лифт. Зассанный подъезд, серая кошка и ржавая «Газель». Дерматиновые носилки, лежать. Фу, воздух вроде легче.

— Я с вами, с вами поеду, я должна рядом быть! — кричит мать.

— Садитесь туда и не мешайте.

— Хорошо. Виталик, собирай вещи и следом бегом. Документы не забудь. И деньги…— из нижней шкатулки забирай все.

«Газель» крепко подбрасывает на колдобинах, вроде ехать недалеко. В ушах звенит, прямо закладывает, слов почти не разобрать. Мать то плачет, то кричит на фельдшера, грозит судом, то опять плачет.

— Валя, миленький, не умирай! Дыши, дыши, маленький, дыши глубже,— слышишь меня?.. пожалуйста… Давай дыши! Моргни — моргни, если слышишь.

    От тряски, криков, боли и напряжения Валя впал в какой-то странный ступор. Он плохо понимал, что происходит. Ясно, что приехали в больницу, долго катали по бесконечным коридорам. Валя запомнил только облезлый известковый потолок и лампы строго через одну. Переложили, в вену воткнули капельницу, потом тишина. Кажется, заснул даже — или не заснул, а отключился. Крики матери в коридоре, что же за бесконечный крик!.. Кажется, кого-то распекает по телефону. Отвратительная привычка, у неё со всеми так. Чуть что — орёт, а не договаривается.

— Почему такой молодой? Что, нету опытнее? Ну и что с того, что вечер? Вызови, ты же помощник прокурора, ну позвони кому надо, ну что же то такое!.. Да мало ли что сказали, я же лучше вижу, что он умирает. Они тут охренели совсем. Клизму, говорят, ждать заставили…

Унизительная процедура и правда последовала. Толстая медсестра мясистыми пальцами стянула трусы, перевернула его на живот, бесцеремонно вонзила в анус пластиковый наконечник.

— Лежи, лежи спокойно, сейчас теплёнькая пойдёт,— напутственно хлопнув его по заду, заявила она.

    В животе забулькало, больно, но правда тепло, потом приподняли, под низ поставили холодное эмалевое судно. Потом в палату. Ночь уже, не разберёшь. Голова ещё чугунная… опять капельница, какой-то укол… Ночь, блин… планы ко всем чертям…

Первоначальная идея казалась ему очень перспективной. Почерпнута прямо у Шекспира, из «Ромео и Джульетты»: ну правда, что может пойти не так?.. Вечером нажраться таблеток, вызвать рвоту и прийти в болезненное состояние. Мать повезёт в больницу, там быстро не разберутся, как минимум оставят до утра. Ночью бежать из больницы, добраться до Жени и с ней вместе рвануть на дачу. Ключи спрятаны под поленницей, соседей среди недели не будет. Там затаиться и переждать. Это последнее место, где их будут разыскивать. Мать, конечно, кинется через ментов по вокзалам, а они там пока побудут, запасы еды даже есть,— Валентин начал готовить их ещё летом. Не особо понимая тогда, как использовать, но хотелось чувствовать себя узником, размышляющем о побеге. В специальном оцинкованном ящике из-под инструментов он прятал пакетики с гречкой и рисом, три банки горошка, несколько банок консервов. Финансы сильно ограничены, получалось только выгребать что-то из родительских запасов, сделав вид, что сам съел. А они, как назло, не покупали ничего стоящего. Шпроты и паштет есть, а вот тушёнки раздобыть негде.

    Конечно, план имел массу серьёзных изъянов. Например, отсутствие денег и документов. Совсем непонятно, где их вообще добыть. Если с деньгами чуть проще: можно сдать весь металл, который валяется на даче — кастрюли алюминиевые, кровати с железными спинками, топоры-лопаты; есть что добыть. А вот с документами вообще никак. Шансов вынести из дому паспорт не было вообще никаких. Валя подумывал спрятать его под стельку кроссовок, но, во-первых, мать, собирая в больницу, наверняка кинется искать документы. Во-вторых, не факт, что получится остаться в кроссовках и что их никто не заберет. В итоге так всё и получилось: он уехал вообще в домашних тапочках. На дворе уже осень, промозглый дождь, так что теперь всё пошло прахом. Убежать стало ещё сложнее. Нет ни куртки, ни обуви, ни денег. Даже связаться с Женей нет возможности. Толку от выученного наизусть телефона? — позвонить всё равно не с чего.

Он пребывал в состоянии странной полудрёмы где-то между сном и бодрствованием, слабо понимая, что происходит вокруг. Потом провалился в глубокий сон и пришёл в себя, когда уже в комнату уже проник дневной свет. Приподнялся на локте, край солнца выглядывал из-за пятиэтажки. Очень рано — наверное, около семи утра. Голова уже не болела, зверски хотелось в туалет. Он встал и шатаясь пошёл к двери. Открыл, коридор, так… А что тогда вторая?..— о, туалет,— отлично!

    Облегчившись, он огляделся. Палата с двумя кроватями и отдельным туалетом. Прямо шик! Это, похоже, мама его в элитную законопатила. Осторожно глянул из окна — двор, скорые… кажется, третий этаж. Подошёл к двери, приоткрыл. По коридору шаркает старик с палочкой. Ага, значит, больница взрослая, это тоже хорошо. Вернулся на кровать, улёгся, надо подождать и всё продумать. Второго шанса не будет, надо этот не упустить.

    Заглянула полная медсестра. Лет тридцати, в чепчике, но без маски.

— Не мочился? Надо мочу собрать для анализов.

— Да я уже…

— Вот жеж! Нá баночку, в следующий раз — туда, значит, и поставь тут на тумбочке, я заберу.

— А поесть чего-нибудь можно?

— Обожди, сейчас доктор тебя посмотрит, тогда скажет, как и чего. Зав с обходом позже будет, сейчас дежурный пока есть, который тебе принимал.

— Хорошо, спасибо.

    С одной стороны, хорошо, что один в палате, с другой — он надеялся воспользоваться соседской помощью. Хотя бы выпросить телефон и позвонить. Поговорить хотя бы ещё раз с Женей, а тогда о дальнейших шагах подумать. Пока такой возможности не было — значит, надо в столовую идти,— или где тут кормят вообще,— и уже там знакомиться. А ещё скоро мать появится. Если вздумает тут сидеть — то вообще всё прахом. Или бабушка, может быть. Тут только на грибы надежда,— может, из-за них поругаются.

    Минут десять ничего не происходило. Валентин ворочался сбоку на бок, размышляя о том, что делать дальше. Пока ресурсы очень ограничены. Ничего, кроме футболки, спортивных штанов и тапочек. А, ну трусы с носками ещё. На тумбочке — кружка и бутылка воды. Вот, собственно, и всё, совсем негусто. Что нужно на первом этапе? Дозвониться до Жени, уговорить её сюда прийти. Дальше поговорить спокойно и принять решение. Бежать можно только под вечер. Нужна одежда и деньги. На даче можно прожить дня три, к выходным родители могут хватиться. Дальше перебраться куда-то ещё, но так, чтоб следов не было. Зайцами или автостопом. Главное, чтобы Женя согласилась, а там…

Эта мысль терзала больше всего. В последний раз она пришла, чтобы попрощаться. Типа была приятно, спасибо за спасение и хороший секс, но дальше каждый сам по себе. Все его мысли и планы за эти шесть месяцев — всё псу под хвост. Всё уравнение построено на главном допущении, что она его любит и мечтает с ним быть. Но ведь такого Женя никогда не говорила. У них всё как-то сразу всё получилось, как само собой разумеющееся. Но ведь это совсем не факт. Никто не давал никаких гарантий. Всё могло поменяться, мог появиться кто-то ещё…

Мысль прожигала раскалённым гвоздём. Что, если она не захочет?.. Что тогда делать, если напрасно всё. Валентин глубоко вздохнул. Успокоиться!.. Позвонить можно с вахты, регистратуры или что тут есть. Поговорить коротко. Для себя осознать, разобраться в ситуации. Основное потом, сейчас — двигаться.

    Он поднялся с кровати, направился к двери, но тут же столкнулся с молодым человеком в белом халате. Валентин отшатнулся назад. Парень был одного с ним роста, в очках. Если бы не изящные тонкие усики и бородка клинышком, вообще за школьника можно принять. Да ещё смешной чёрный чубчик из-под докторского колпака. А так, с бородкой, напоминает кого-то. То ли Чехов, то ли Арамис.

— Доброе утро, как вы себя чувствуете? — улыбнулся молодой человек в белом халате.— Судя по всему, уже лучше?

— Здравствуйте, доктор! А я как раз…— замялся Валентин.— Я да, лучше, как раз спросить хотел, можно покушать что-нибудь…

— Присядьте. Меня зовут Карл Дмитриевич, я пока временно вами займусь.

— Да конечно! Я Валентин, можно Валя… очень приятно.

— Валентин, подними футболку, я послушаю.

    Минут пять мушкетёр его осматривал, слушал и расспрашивал. Потом велел лечь и несколько раз неприятно ткнул пальцами в разные точки на животе. Валентин уже забеспокоился, что его скоро выпишут, когда Карл Дмитриевич неожиданно спросил:

— Валентин, а вы вчера не употребляли какие-то медицинские препараты? Или, скажем, не медицинские, а что-то наркотическое, например?

    Доктор внимательно следил за ним через стекла очков. Казалось, кончики усов слегка подрагивают, готовые взмыть вверх, опережая уголки рта в торжествующей улыбке. Валя старался не смотреть в глаза — знал, что когда врёт, сильно моргает, это выдаёт всегда. Уцепился взглядом за усы, чувствуя, как от волнения краснеют уши. Вроде волосами прикрыты, не должен заметить, но всё-таки… Долгая пауза, нельзя замирать, усы топорщатся… ответить, ответить быстрей, твёрдость в голосе, уверенность!

— Н-нет, доктор, я вообще ничего такого не употреблял никогда.

— Хм, Странно, странно,— покачал головой Карл Дмитриевич и извлёк из кармана халата блокнот.— Впрочем, ещё нет анализа мочи, но пока, судя по всему, вы отравились не грибами.

— Доктор, но я кроме грибов ничего такого.

— Картина совершенно другая и, судя по словам вашей матери, считанные минуты прошли с того момента, как поели. Крайне быстродействующий яд получается. И совсем другие симптомы. Вспомните, пожалуйста, внимательно. Может быть, что-то было. Ничего никто не предлагал съесть или выпить? Может, в школе что-нибудь. Может, не всерьёз — прикола ради, «просто попробовать»?

    Обращение на вы чем-то подкупало. Понятно, это профессиональное, он ко всем так. Но всё равно есть в докторе что-то такое располагающее. Наверное, потому что молодой. Голос спокойный, даже тихий, можно сказать. Тяжело, наверное, ему с матерью пришлось, она так орёт всегда. Что ему сказать? Соврать, что ничего не было, соврать, что угощали чем-нибудь? Так, чего доброго, ещё выпишут до вечера,— и тогда все мучения зря. Нужно что-нибудь сказать. Обязательно так, чтобы пообследовали дня три, а лучше неделю. Эх, протупил, надо было прикинуться, что живот болит. Тогда это повод для обследования, можно выиграть время. А теперь надо решать,— времени крайне мало,— как выкручиваться из этого всего. Доктор ждёт. Наверное, думает, что вспоминаю, листает блокнот. А может, знает всё наперед: вчера брали кровь,— может, там уже нашли, вот теперь и допрашивает. Возможно, и мать всё знает, тогда точно зря. Эх, блин, терять нечего, надо рискнуть.

— Простите, доктор, а вы можете…. Ну, в общем, не рассказывать никому. В секрете, короче, это всё. От мамы в особенности.

— Ну разумеется. На это есть врачебная тайна. Только, пожалуйста, ничего не выдумывай, это важно…

— Хорошо; да, конечно. В общем… да, я вчера специально съел семь таблеток кофеина натрия. Кажется, в каждой по сто миллиграмм… Мне просто к вам сюда попасть, ну, в больницу… попасть очень нужно было.

— Интересно, а это зачем?

— Долго объяснять. Я… можно у вас телефон попросить, один звонок сделать?

— Звонок? Но, простите, я…

— Очень нужно. Я потом всё объясню. Это вопрос жизни и смерти, пожалуйста.

— Хорошо, но в моём присутствии.

— Нет, пожалуйста, очень прошу, правда, очень надо.

Вот теперь он смотрел доктору прямо в глаза. Искажённые линзами очков, они казались маленькими, будто были дальше, чем на самом деле. Чёрно-карие, пронзительные. Моргнул, полез в карман и протянул простенькую «нокию» с фонариком.

— Только недолго, это рабочий. Но потом прошу объяснения. Я подожду за дверью…

    Он поднялся и вышел. Валентин схватил аппарат. Без пяти восемь, уже должна не спать, сейчас успею перед уроком. Набрал, вызов…

«АППАРАТ АБОНЕНТА ВЫКЛЮЧЕН ИЛИ НАХОДИТСЯ ВНЕ ЗОНЫ ДЕЙСТВИЯ СЕТИ».

    Он набрал ещё дважды. Вдруг ошибся номером. Нет, всё точно, он тщательно вызубрил каждую цифру, ошибки быть не могло. Что теперь? Домой возвращаться. Связи нет, план рухнул, никаких шансов вообще… Хотелось реветь как маленькому, биться головой о стену. Почему так? Почему всегда так? Вот чуть-чуть начинает что-нибудь получаться — обязательно ведро говна откуда-нибудь сверху. Теперь не ведро, ванна поноса сверху пролилась.

— Уже можно? — осторожно приоткрыл дверь Карл Дмитриевич.— Я могу предположить и понять душевную травму, но мне нужен телефон, и вы не единственный…

— Можно на ты. Я же ещё школьник, девятый класс,— махнул рукой Валя и протянул аппарат назад.— Я вас на вы, а вы ко мне на ты обращайтесь.

— Ну хорошо, Валентин, ты зачем таблетки принял? Это была попытка, кхм… счёты с жизнью свести? Или что ты имел в виду под фразой «к вам в больницу попасть…»?

— Мне позвонить очень нужно было. А вернее, одного человека повидать. Вы только не смейтесь, очень странная история, я даже не знаю, как рассказать.

— Ну как-нибудь постарайтесь, от этого, возможно, будет зависеть твоё здоровье.

— Хорошо… ну, значит, так. Вы Ромео и Джульетту когда-нибудь читали…

    Валя второй раз пошел ва-банк. Терять теперь совершенно нечего, а переполнявшую грудную клетку тоску остро хотелось излить. Если подумать, он месяцами носил в себе это. Копил каплю за каплей, не в силах никому рассказать. Да и не было вообще никого. Толпа бандерлогов одноклассников, дома — озверевшие родственники. Безразличные учителя — да, в общем, и всё.

Доктор слушал внимательно, совершенно не перебивая. Брови время от времени взмывали к накрахмаленной шапочке, выдавая немалое удивление. Конечно, Валентин рассказал не всё. Он побоялся сообщить о плане побега на дачу, а также деликатно умолчал о последнем визите Жени, когда она пришла попрощаться. Рассказ и без этого вышел драматичным, так что Карл Дмитриевич покачал головой и сказал.

— Да уж, бывают истории. Я даже не знаю, что сказать…

— Пожалуйста, если можно,— не выдавайте меня матери. Дайте, чтоб я полежал тут хоть пару дней. Тут будет возможность с Женей связаться. Может, у неё только сейчас телефон выключен. Просто ночью разрядился, такое бывает. Я вас очень прошу ещё раз потом дать мне телефон позвонить. Ближе к вечеру…

— Я да, я сейчас,— заволновался доктор, задумчиво теребя острую бородку.— Мне подумать нужно, как бы это всё. Подожди, пожалуйста, я… тут ещё пациенты. Я заскочу через полчаса.

    Он поднялся, оставив Валентина в томительном ожидании. Вроде бы хорошо отреагировал, молодой, наверное; может, у самого тоже с девушками проблемы… Всякое бывает. А может, пошел матери звонить. Тогда выгонят отсюда с позором. Что тогда дома будет — лучше даже не представлять…

    Валентин потянулся к тумбочке, налил стакан воды, выпил и почувствовал внезапную лёгкость. А чего он, собственно, боится? Страшней ремня мать ничего не придумает, а теперь ещё будет нешуточно бояться самоубийства. Сам не хотел, а получился дополнительный аргумент в спорах. Того гляди, из этого что-нибудь выйдет! Послабление контроля как минимум.

    Куда больше его беспокоило молчание Жени. Может, просто телефон сломался? У неё всегда была какая-то допотопная «алкателька», с незапамятных годов. Возможно, правда разрядился, может, ещё что-нибудь… Эх, жаль,— у них проводного нет. Кажется, она говорила — никогда и не было. Типа не хватило денег в своё время провести, а потом сотовые всё заменили. А что если она правда его бросила? Что тогда? Как жить дальше?.. Понятно, из окна не прыгать, но всё-таки. Столько мечтал, так сладко думал, она такая… Нежная, манящая… Вкус губ столько раз снился по ночам… и эта гладкая мягкость. Они два раза всего, и второй раз ей, кажется, всё понравилось. Что, теперь разом забыть всё это?.. Все страдания, такие долгие,— это, получается, всё зря?

    Доктор Карл вернулся полчаса спустя, неся какие-то таблетки в пластиковом стаканчике. Протянул Вале и сказал:

— Вот, выпей, пожалуйста. Я решил: можно тебя оставить. Разумеется, если будешь молчать…

— Ой, спасибо, буду, конечно… Я вообще…

— Стой, подожди. Давай так. Ты мне обещаешь… нет, даёшь честное слово, что больше не будешь предпринимать попыток суицида. Только с таким условием я согласен тебе помочь.

— Хорошо, даю честное слово, что больше не буду!

— Договорились,— кивнул Карл Дмитриевич, пожимая протянутую руку.— Тогда ты останешься на три дня, пока сделаем необходимые анализы. Телефон могу дать тебе после обеда.

— Ой, да, спасибо, это будет замечательно!

— Но смотри: никому не слова. Я тут без работы могу остаться запросто за такие фокусы.

— А можно спросить, почему вы тогда согласились?

    Валя чуть не хлопнул себя по губам, поздно сообразив, что он сейчас сморозил. Едва улыбнувшаяся удача могла резко развернуться задом, и тогда ничего хорошего ждать не приходилось. Карл Дмитриевич нахмурился и неожиданно опустил взгляд.

— Просто тут отделение такое. Бывает, приезжают такие, как ты,— молодые, наглотавшиеся. Только девушки больше. Ты первый вот, кто… В общем, не все выживают, случается, что поздно уже. Очень повторений не хочется, понимаешь. Им бы жить и радоваться. Бывает, прям красивые, а там какая-то глупость, и всё. Я вытаскивал подобных тебе, но не всегда. А у тебя… Ладно… в общем, мне некогда… К тебе заведующий может зайти с обходом, ты там на голову пожалуйся да на боль в животе. Чтобы назначенные мной анализы оправданны были.

— Хорошо, понимаю, всё сделаю. Ещё раз большое спасибо.

— Да не за что…

    Доктор ушёл, и тут Валя вспомнил, что опять не спросил про завтрак. Видимо, придётся искать самостоятельно. Он осторожно поднялся и медленно выполз в коридор, старательно изображая не вполне здорового человека.

Впрочем, долго бродить ему не пришлось. У выхода из лифтового холла он столкнулся с мамой, которая прорывалась сквозь пытавшуюся её удержать медсестру. Увидев его, мать заголосила:

— Валя, миленький, ты как? Чего ты встал, глупый? Тебе же лежать надо, пошли быстрей назад, я тебе пюре с отварной курочкой принесла.

Валентин кивнул и картинно захромал обратно в палату, где был немедленно напоен тёплым бульоном и напичкан куриной грудкой. Когда мать порывалась накормить его пюре с ложечки, в палату вошёл Карл Дмитриевич.

— Доброе утро! Уважаемая, вообще-то у нас посещение после двух.

— Ну и что? А у меня сын чуть не умер. А вашем клоповнике его не соизволили покормить.

— Завтрак через десять минут.

— А он почти сутки голодный! Где ваш заведующий, Михаил Андреевич? Ему должны были позвонить из прокуратуры. Дело очень серьёзное. Сейчас проводится доследственная проверка. Возможно, будет уголовное дело. Торгашей тех уже ищут, чтобы грибы изъять. Вы же понимаете, они много продавали, недорого. Могут быть другие жертвы, вы в больнице должны быть готовы.

    При этих словах Карл Дмитриевич заметно нахмурился. То ли его разозлил мамин презрительный тон, то ли он встревожился от услышанного. Валя уж точно испугался, вдобавок почувствовал угрызения совести. Он ни за что, по причине собственной выгоды, подставил ни в чём не повинных торговцев. Теперь у них и товар отберут, и оштрафуют. А там, не дай бог, ещё и посерьёзнее что-нибудь может быть…

Конечно, больше всего Валентин боялся внезапного разоблачения. Вот сейчас Карл Дмитриевич не выдержит и выдаст свои соображения насчёт кофеина. Чтобы не допустить скандала и быстрей замять неприятную ситуацию. Ведь если прокуратура возьмётся, простым увольнением можно и не отделаться.

— Вы знаете, Мария… простите, не запомнил вашего отчества…

— Можно без отчества, просто Мария,— неожиданно тепло улыбнулась мама.

Валя оторопел: не ожидал от обычно строгой родительницы, пропитанной судебно-официальным стилем во всём, от строгого костюма до заколки в волосах, такого… даже не знаю… чуть ли не флирта, что ли… Ей что вдруг приглянулся этот молодой врач?

— Хм, я не уверен, результаты большинства анализов ещё не пришли,— почёсывая бородку, продолжил Карл Дмитриевич,— но мне кажется, это не вполне отравление. Это в чём-то похоже на тяжёлую форму аллергии, так называемый анафилактический шок. Возможно, в сочетании с гастритом или даже ранней стадией язвенной болезни.

— Но у него никогда аллергии не было на грибы,— рассеянно возразила мать, не сводя глаз с доктора.

— Валентин мне сказал, что вообще грибы ест редко и не помнит, ел или нет грибы этого сорта. Плюс, как я понял, грибы были с уксусом, это могло спровоцировать повышение кислотности в желудке, и сочетание этих факторов привело…

— Да-да, с уксусом,— с неожиданной яростью воскликнула мама.— Это моя мама, она всегда с уксусом делает, а я ей столько раз говорила, вы не представляете!..

— Не перебивайте, пожалуйста,— строго сказал доктор, понизив голос.— Мы оставим Валентина здесь ещё дня на три, чтобы сделать несколько анализов и тестов. В том числе УЗИ органов брюшной полости. Которое я буду вынужден отложить, так как его следует делать на голодный желудок. Вы поторопились и затруднили мне дальнейшую работу.

— Ой, доктор, я не хотела!.. Увидела, что ему лучше, а он голодный. А я наготовила… Тут не сдержалась, на нервах вся. Ночь не спала, переживала. А тут он в коридоре, ну и я… Вы это… Муж там грибы эти в лабораторию Роспотреба повёз, вы мне дайте телефон, я позвоню, как будут результаты.

— Зачем? — вскинул бровь Карл Дмитриевич.— Вы же вчера прямо Михаилу Андреевичу звонили среди ночи. Он заведующий, ему и сообщайте. Я — просто дежурный врач.

— Ну простите, я на нервах вчера… Ну вы представьте состояние, ведь он буквально кровью захлёбывался на руках, вы же сами видели. Я просто думала — так быстрее.

— У меня смена в шесть заканчивается, звоните лучше на номер ординаторской. Он в коридоре на дверях написан. Там дежурный всё запишет и учтёт. А сейчас, извините, мне пора. Валентин, не забудь собрать мочу.

Доктор вышел, а мать разразилась целым фонтаном вопросов о самочувствии, об отношении персонала, о том, что ему принести и вообще. Валентин вяло отвечал, попросил книжек, тетрадку с ручкой, носки и… чуть не попросил кеды или кроссовки, но вовремя удержался, побоялся лишнего подозрения.

    Мама заметно горбилась, глаза с мешками и красные, бестолково спутанные волосы на голове. Повязать линялую косынку — и точь-в-точь баба Лида получится. Колхоз на прогулке, элегантности нет следа. Даже жалко стало, раньше казалась такой красивой и стройной, гораздо красивее матерей одноклассников. А теперь вот вдруг такая…

Валентин залепетал что-то в успокоение, говорил, что ему уже лучше, что всё будет хорошо и тому подобное. Мать кивала, улыбалась, но казалось, что вот-вот расплачется. Просидев минут двадцать, вдруг схватилась за вибрировавший телефон. Тон тут же поменялся, мягкой нежности нет и следа. Номера документов, папки, статьи. Пять минут разговора — и надо бежать, оставила банки, потом уберёшь, спроси где холодильник, пока!

    Валентин не обиделся. По-своему это было хорошо. Может, теперь, после такой ночи, отношение матери изменится? Не надо будет убегать, всё наладится. Так гораздо лучше, чем весь этот сомнительный план. Только вот с Женей непонятно. Надо, обязательно надо поговорить. После того как он лежал на балконе на осколках разбитой бутылки, прижимая её к груди в перепачканной кровью борцовке. Разве можно так просто такое забыть. Могла она сделать такое?

    День прошёл очень скучно. Сдал мочу, кровь из вены и из пальца. Жиденький суп на обед. Забегал Карл Дмитриевич. Предупредил, что завтра будет процедура с непроизносимым названием, ну, в общем, нужно глотать шланг, оценить состояние желудка, а потом ещё УЗИ брюшной полости. В общем, ужина точно не будет, надо пополдничать, а потом — двенадцать часов голодовки. Валя был согласен на всё, лишь бы скорее ещё раз позвонить Жене.

    Результат был тот же. Выключен или вне зоны действия сети. За полдня телефон точно можно зарядить. Значит, с девушкой что-то не так.

Карл Дмитриевич заметил уныние на лице парня, взял протянутый телефон и спросил?

— Не отвечает?

— Вне зоны действия сети.

— Другие способы есть?

— Только поехать самому. Вы не поможете мне из больницы выйти?

— Хах, да ты точно решил меня под статью подвести. Чтобы наверняка, значит. Мало того что диагноз тебе сочиняю, так ещё и побег организовать должен.

— Пожалуйста, я вас очень прошу. Вы правда последняя надежда. Я не знаю, как дальше жить…

— Ну а если она дверь тебе не откроет? Под поезд сиганёшь?

— Нет, конечно, я назад вернусь. Я же обещал, что больше не буду. Просто, понимаете, хуже всего незнание. Вот не знаешь наверняка, пока точно не спросишь. Она правда видеть меня не хочет или это просто момент такой.

— Понимаю,— улыбнулся доктор.— Но совсем не факт, что она сама знает ответ на этот твой вопрос. Женщины — существа непредсказуемые.

— Я понимаю, отец вот мне тоже говорит, что на ней свет клином не сошёлся. А вот что, если сошёлся? Будут другие, может,— потом; но вот одна-единственная — она. Уйдёт навсегда и как дальше?

— Никто не знает как правильно,— пожал плечами доктор.— Тут как в науке: подтвердить гипотезу можно методом проб и ошибок.

— Ну вот я и хочу попробовать. Вы можете мне помочь? Очень прошу, пожалуйста…

— Эх, чувствую — прям пожалею об этом. В конце коридора есть пожарная лестница. Вниз ведёт, на первом этаже — запасный выход. Он закрыт, ключ там под стеклом у гидранта. Но ты не бей стекло, обойди лестницу. Там куртка старая висит, правда, тёплая, ну другой нет. В кармане куртки — ключ от двери. Это медсестры зимой покурить бегают. Летом можно с бокового входа, через двор, а зимой холодно — и они туда. В общем, уйти сможешь и тем же путём вернуться.

— Спасибо огромное, а обуви там нет какой-нибудь, а то я в тапочках вообще.

— Ну ты даёшь, Ромео! Может, тебе ещё белого арабского скакуна за кустами привязать? Я и так уж с тобой сильно рискую.

— Ладно, спасибо большое!

— Выходи в девять часов. Медсёстры сериал смотреть собираются, без проблем сможешь проскочить.

— Ого, спасибо огромное!

    Больше всего Валя опасался, что вечером у него задержится мать. В палате была свободная кровать, и теоретически она вовсе могла остаться ночевать. Мама действительно зашла проведать после семи, вместе с дядей Борей. Принесла йогурт и минералку, смену белья, носки, олимпийку. Зачем-то рассказывала про облаву на рынке, строгие проверки. Валя улыбался, рассеянно кивал. Они ушли в десять минут девятого, и Валентин приступил к осуществлению плана.

    Из подручных материалов, прямо как в, кино соорудил в кровати куклу спящего человека. Вышло не слишком похоже, но если в темноте открыть дверь и глянуть — вроде бы сойдёт. Надел двое носков, чтобы не так мерзли ноги. Думал ещё одеть на носки пакеты,— вроде на улице дождь, но потом решил: перебор, слишком привлекает внимание.

    Вышел. С безучастным видом походил по коридору, вроде воздухом подышать. Вот нужная дверь. Оглянулся. Всё тихо, толкнул — открыто. Стремглав покатился вниз, прыгая через три ступеньки. Тут счёт на секунды, сердце стучит, словно опять кофеином закинулся. Чёрт, как темно!.. надо было захватить хоть спички или фонарик, да негде, чёрт!..

    В конце он споткнулся, едва не упал. Удержался о стену, блин, острое!.. Кажется, поцарапался. Спокойно! Маленькое окошко над дверью, с улицы проникает тусклый свет — там, похоже, фонарь. Подождать пару минут, глаза привыкнут. Немного успокоившись, нашарил в углу куртку. Довольно длинная и с капюшоном, это даже хорошо. Споткнулся обо что-то мягкое, наклонился, надо же — кроссовки! Потёртые, но целые, почти его размер. Откуда они? Ах, наверное, доктор!..

    Улыбаясь, Валя поспешно переобулся. Тапочки тоже не оставил, сунул за резинку штанов, а то мало ли… Надел куртку, сунул руки в карманы. Вот ключ и бумажка какая-то. Ух ты! надо же: сто рублей!..

Точно доктор! помог — так помог! Теперь не пешком идти. На маршрутку хватит туда и обратно. Надо поспешить только, они ведь ходят не допоздна, а ему наверняка вернуться придётся.

    Трясясь на заднем сидении полупустого «пазика», Валя гнал от себя эту мысль как мог. События шли сразу по плану и не по плану. Перед приёмом кофеина он был уверен в бесповоротном побеге, а теперь сомнения брали верх. Что ему скажет Женя, что вообще делать, куда идти?.. Уговорить бежать на дачу, там пробыть пару дней, потом решить. А если не согласится, как разобраться? А если её вообще дома нет?..

Он добрался чуть раньше десяти. Взлетел на этаж, несколько секунд стоял на площадке, боролся с дрожью, успокаивал дыхание. Потом выпрямился, постучал кулаком, не робко.

Женя открыла и замерла на пороге. Трико и борцовка, только серая. Нежная грудь без лифчика.

— Привет, ты откуда такой красивый?

— Я из дома сбежал, хотел очень поговорить с тобой… ну и вообще… тебя увидеть. Давай пойдём куда-нибудь, где сможем спокойно пока…

— Подожди, я сейчас…

Дверь перед ним прикрылась, но не захлопнулась, а сердце удвоило темп. Она дома, она не послала, не пощёчина с порога, кажется улыбка, жалко не поцелуй…

Женя вернулась через секунду, держа пушистый брелок с двумя ключами.

— Пошли, соседка снизу уехала в Москву внука нянчить. Я её кошек кормлю, там и сможем поболтать спокойно…