Пятая ночь
В эту пятницу лил проливной
дождь. Проезжая часть улиц превратилась в реки, так что пройти несколько
кварталов до заветного бара казалось непреодолимым испытанием (но что есть
непреодолимые испытания, если дорога ведет в бар, тем более в пятницу?)
- Ты опоздал, - сказала Ди, когда я открыл дверь. – Мы боялись, что ты не
придешь.
Сестры
были, как обычно, во всем черном. Сегодня, в такую неспокойную погоду за окном,
их неизменные, из раза в раз, образы действовали даже как-то успокаивающе – на
улице ураган, но я точно знал, что в этом баре всё будет, пусть и не
предсказуемо, но в некотором смысле по-прежнему.
- Погода ужасная, я вымок до нитки, пока добирался к вам, - признался я. –
Тяжело без машины.
- Повесь куртку на вешалку возле батареи, - сочувственно предложила Эл. – Что
будешь сегодня пить?
- Честно сказать, мне завтра предстоит долгий путь, я бы предпочёл что-нибудь
без алкоголя, - честно признался я.
- Тогда…как насчёт кофе? – предложила Ди. – Я помню, что с кофе началось наше
знакомство, но не помню, что именно ты заказывал.
- Эспрессо, из арабики, - сообщил я. – И три сахара, пожалуйста.
- Как пожелаешь, - отозвалась Эл. – Но это лишь малая плата за твои услуги.
Таким образом, мы окажемся у тебя в долгу.
- Что поделать, - пожал плечами я. – Сочтемся в следующий раз, или дадите
бутылку на вынос?
- Прямо как в застойные советские времена, - засмеялась Ди. – Мастер-сантехник
выполняет любые манипуляции за бутылку.
Я
занял место за барной стойкой.
- Вот, пусть будет мешок драгоценных зерен в награду, - сказала Эл, опуская на
стойку пакетик с зернами кофе. – Это намного лучше той растворимой бурды, что
ты наверняка пьешь по утрам.
Я
с благодарностью принял подарок.
- А теперь, - продолжила Эл, - начинай историю. – Она подвинула ко мне чашку
кофе. – Мы скучали.
Я
отпил горячий напиток, и, чувствуя, прилив сил и вдохновения, начал игру:
- Сегодня рассказ будет о великом художнике.
Сестры
переглянулись, улыбаясь. Кажется, им особо нравилось, когда речь заходила о
людях, которые были Художниками, в широком смысле этого слова.
- Главный герой моей истории стал великим художником областного значения еще в
советские времена. Он писал необычные портреты Ленина, чем снискал популярность
у молодых партийных руководителей, любивших такие портреты в своих кабинетах.
Но потом всё рухнуло. Как бывает, за белой полосой идет черная… Ему пришлось
писать портреты бандитов и их полуобнаженных любовниц, и все в таком духе…
Техника в этих картинах была, но в этом совершенно не было души. Так прошло
много времени. Ему уже было за пятьдесят, когда…
В
этот момент в тишине бара отчетливо прозвучал хлопок Эл.
- Когда он встретил свою любовь. Это была юная поэтесса, которая исполняла свои
стихи под гитару на улице. Когда он проходил по одному из скверов города, он
услышал её мелодичный голос, и остановился в толпе других прохожих, послушать.
Посреди
песни он вдруг заметил, что девушка порезала палец о струну, но вдохновенно
продолжала играть. С каждым ударом по струнам на корпус гитары ложились мелкие
брызги крови, но девушка даже не замечала этого. Она продолжала петь. Казалось,
она и была песней. Художник был поражен. Когда песня была закончена, он упал
коленями на грязный асфальт, умоляя её последовать с ним. За ним. Она
согласилась, и тогда, в своей маленькой мастерской, он начал на холсте
воплощать её стихи. Строка за строкой, мазок за мазком. Из-под его кисти
появлялись всё новые и новые прекрасные полотна. Это был удивительный творческий
союз. Воплощение невероятной любви. Когда на презентациях или выставках её
просили объяснить, о чем та или иная картина, она неизменно отвечала,
склонившись к уху, нежным шепотом: «Если надо объяснять, то не надо объяснять».
Аплодисменты
Ди подчеркнули конец рассказа, а затем она обратилась к сестре:
- Твоя история великолепна. Искусство во всей красоте. И в красках, что
немаловажно для художника. Теперь же моя очередь. Итак, герою истории было уже
за пятьдесят, когда он написал картину ВСЕЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ. Она была выполнена на
необычном, шестиугольном листе фанеры, чем-то напоминавшем гайку. Сходство
усиливала маленькое отверстие в центре картины, окаймленное металлическим
кольцом. Сама картина, по мнению самых авторитетных критиков, представляла
собой бездарную мазню. Однако художник, не смотря на яростную критику, убеждал
всех, что перед ними – Шедевр. Шедевр с большой буквы. Он включил её в свою
последнюю персональную выставку. И когда все недоброжелатели собрались в зале с
картиной и стали тихонько обсуждать выжившего из ума мастера, художник
неожиданно взял картину и снял её со стены. Затем он повесил её чуть в стороне,
так, чтобы она висела на гвозде, проходившем через центральное отверстие
картины. Он стал справа от картины, резко крутанул её по часовой стрелке и
произнес:
«Если в душе твоей пусто, впусти искусство!»
При быстром вращении на картине неожиданно проступил потрет девушки необычной
красоты. Портрет выглядел невероятно живым и объемным, девушка на картине
шевелила губами и повторяла за своим создателем:
«Если в душе твоей пусто, впусти искусство,
Если в душе твоей пусто, впусти искусство!»
Тогда Ди замолчала, и я почувствовал на себе внимательные взгляды обеих сестер.
Их
истории уже не поражали меня столь сильно, как впервые, однако, в этот раз
чувство от них было чрезвычайно мощным и новым. Я в оцепенении уставился в
бездну черного кофе в ожидании, когда сестры склонятся ко мне, чтобы спросить,
кто из них победитель сегодня. На самом деле, именно для сегодняшней истории,
это было совершенно неважно. Потому что обе концовки отображали невероятные
краски, которыми каждый Художник желает наполнить свою жизнь.