33. Вечерний танец

    Я замер в недоумении и пару минут переваривал поступившую информацию, а затем спросил:

— А Даша не должна была вчера прийти, вроде собиралась, если я ничего не путаю?

— У неё токсикоз приключился, пришлось срочно поехать в больницу,— ответила Оля.— Так что и сегодня на её присутствие можно не надеяться.

— Жору тоже можно нынче не ждать,— усмехнулась Юля.— Мне кажется, он после встречи с супругой тоже срочно поедет к врачам.

— Главное, чтобы не в морг,— мрачно заметила Оля.

    Я подумал, что в сложившейся ситуации брать на завтра целый выходной будет обременительно. Однако у меня оставалось еще множество совершенно бытовых вопросов, требующих незамедлительного решения. Например, я так и не забрал у родителей постиранное белье и одежду. Если друзья без проблем переночевали в одежде прямо на матрасах, то вот Ланну в эти условия уже не пригласишь.

    Мы отправились обедать, благо посетителей в клинике не было. Ели молча, каждый был погружен в свои мысли. После еды каждый занялся своим делом, сохраняя общее гнетущее молчание. Это продолжалось до прихода первого посетителя, который появился в клинике через полчаса после обеда. Это был высокий худой мужчина, настолько сутулый и скрюченный, что в профиль чем-то напоминал вопросительный знак, написанный неумелым первоклассником. Он держал на поводке унылую тощую таксу, которая явно не хотела заходить в клинику и пятилась, выгибая спину, что придавало ей дополнительное сходство с хозяином.

— Я н-на,— заговорил мужик, сильно заикаясь.— Я н-на п-п-при-прием.

— Проходите, пожалуйста, в приемную, ставьте собачку на стол,— улыбаясь, сказала Юля.

Мужик тоже широко улыбнулся и, кивнув, прошел в комнату.

— Вы тут и сами справитесь,— ткнула меня в бок Оля.— Я в каюте посижу, мне позвонить надо.

Я кивнул и последовал за Юлей в приемную.

— Рассказывайте, что у вас случилось? — по-прежнему широко улыбаясь, спросила Юля.

— М-м-моя с-с-со-собака, не м-м-мо-может п-п-п-п…— с трудом заговорил посетитель.— П-п-п-п…

    Я не выдержал этой пытки и вытащил из принтера лист бумаги, протянул его хозяину таксы, а затем добавил ручку со стола.

— С-с-спа-спасибо,— радостно проговорил мужик и, согнувшись над столом буквой «Г», принялся торопливо писать.

— Возьмите стул, пожалуйста,— предложила Юля, но посетитель только улыбнулся и продолжил писать стоя, изредка поглядывая на мою напарницу.

    Я тем временем попытался померить у собаки температуру, но такса зло ощетинилась и я, наученный горьким опытом, решил дождаться помощи хозяина. Тот уже успел исписать целый лист и теперь перевернул его на другую сторону, прежде чем Юля успела его остановить.

— Давайте, пожалуйста, кратко,— сказала Юля.— Что случилось с собакой?

— Д-д-а с-с-с-с,— хозяин таксы так и не договорил, а просто протянул Юле исписанный лист.

    Она взяла бумагу и, пробежав глазами, неожиданно покраснела, а затем прочитала вслух:

— «…часто ходит в туалет по чуть-чуть, приседает, но не писает». Так-так… «моча на тряпке темная», угу… «часто дома, не дожидаясь прогулки»,— Юля отложила листок и поднялась из-за стола.— Давайте-ка животик пощупаем!.. Ярик, перевяжи ей морду.

    Пока хозяин удерживал таксу за ошейник, я накинул веревочную петлю и зафиксировал челюсти в сомкнутом положении. Такса задергалась, сопротивлялась, но мы вдвоем без труда удерживали её, пока Юля щупала живот.

— Животик напряженный, и мочевой довольно заполненный,— констатировала Юля.

Она резко отошла от стола и поспешно уселась за компьютер, а затем сказала:

— Ярик, все-таки измерь, пожалуйста, температуру. Я подозреваю у вашей собаки цистит, но не исключена и мочекаменная болезнь. Скажите: сейчас, летом, она не спит ли у вас под кондиционером? Ну или на холодном кафеле где-нибудь?

    Хозяин отрицательно помотал головой и ткнул указательным пальцем в принтер, требуя новый лист. Я в этот момент достал термометр. Температура была слегка повышенная, но пока не критично.

    Юля протянула посетителю новый лист, и он с удвоенным энтузиазмом принялся строчить. Девушка отчего-то нервно поглядывала в его сторону, словно хотела как можно скорее избавиться от посетителя. Хозяин таксы опять исписал одну сторону листа и взялся за следующую, но Юля стала давать назначения, уже не дожидаясь, пока он закончит свое сочинение.

    Я взялся за исполнение, не вступая в дискуссию и в целом молча согласившись с её предположениями. Хозяин закончил писать и протянул лист Юле. Та взяла, пробежала глазами и покраснела еще сильнее, лицо стало почти малиновым. Она вернула лист посетителю и сказала почему-то срывающимся голосом:

— Допишите вашу фамилию, имя, отчество, адрес и телефон. Мы для облегчения состояния укололи собаке базовые препараты, а завтра утром вы должны прийти на сдачу анализов. Собака должна быть голодная, кровь мы сами возьмем, а мочу вам придется собрать заранее.

    Мужик отрицательно покачал головой и жестом потребовал дать ему новый лист, потому как и второй оказался заполненным с двух сторон. Он торопливо написал еще с полстраницы и протянул Юле. Та прочитала и, тяжело вздохнув, произнесла:

— Хорошо, можете принести мочу сегодня вечером. Надеюсь, главный врач уже будет на месте, он сможет вас более подробно проконсультировать, тем более что при мочекаменной болезни может потребоваться хирургическое вмешательство.

    Пока шла эта оживленная беседа, я успел сделать собаке необходимые уколы и аккуратно развязать морду. Такса затаила злобу и снова попыталась меня цапнуть, но я ловко отдернул пальцы.

— С вас сто пятьдесят рублей. Мочу принесите  в половине восьмого,— торопливо сказала Юля, вставая из-за стола.— Ярик, вбей в компьютер остальные данные и возьми деньги, а мне нужно выйти.

    Она подхватила со стола первые два листа с анамнезом, направилась в коридор и скрылась в кают-компании, а я принял оплату и проводил посетителя до дверей. Убедившись, что посетителей больше нет, я сел за стол и принялся вносить данные в компьютер. Лист А4 более чем наполовину был исписан мелким, неразборчивым почерком, и пришлось приложить усилие, прежде чем я разобрал, что же там написано:

«…Ты прекрасна, как яблоня в цвету под лучами весенней зари, когда алым цветом горят лепестки вслед наступающей тьме. Ты поразила меня в самое сердце, моя богиня! Раньше единственным близким мне существом была моя Марта — моя собака. Но сегодня я увидел тебя, и всё внутри буквально расцвело гирляндами сладко пахнущих белоснежных цветов. Рад сообщить, что имя мое Григорий…».

    Дальше читать не смог, меня скрутил приступ безудержного смеха. Хорошо, что я не стал читать листик в присутствии хозяина таксы, потому как сдержаться было бы почти невозможно. Отсмеявшись, я отчетливо расслышал, что из кают-компании тоже доносится смех, судя по всему, принадлежащий Оле. Я закончил вносить данные, с трудом пробиваясь сквозь лес эпитетов, которыми Григорий наградил «несравненно божественную» Юлю, и, подхватив листок, направился в кают-компанию.

Оля сидела на диване, откинувшись на спинку, и высоко вытянула вверх руки, пряча от Юли заветные листы.

— Отдай сюда,— возмущалась Юля.— Дай я их порву!

— Нет,— со смехом возмущалась Оля.— Это анамнез — важный документ, часть истории болезни, его нужно сохранить для потомков!

— Я тебе ща в глаз дам, будет у тебя фингал для истории,— негодовала «цветущая яблоня».— А ну отдай, тебе говорят! Сейчас ты у меня получишь!

— Ай, больно! Ну, держись! — воскликнула Оля и, задрав ноги, принялась натуральным образом отбрыкиваться от Юли, вынудив ту отступить.

— Предлагаю мирный договор,— продолжила Оля, воспользовавшись передышкой.— Оставлю эти листы хотя бы до прихода Жоры — и за это, если твой воздыхатель придет-таки вечером, ты к нему не выйдешь, а на приеме останусь я.

— Ладно,— после секундного размышления согласилась Юля,— только парню моему эти листки ни за что не показывай!

— Этакая отличная идея мне как-то в голову не пришла,— ухмыльнулась Оля.— Но я парня твоего толком не видела; пару раз, да и то со спины. Даже имени не помню.

— И не надо,— огрызнулась Юля.— Парень мой, нечего его разглядывать.

— Тихо-тихо, я на него не претендую,— воскликнула Оля.— У нас на выданье теперь Жора есть.

— Жора вряд ли,— не растерялась Юля.— А вот этого таксовода ты внимательно оцени: смотри, как пишет, прям Лев Толстой. Если бы мы таксе капельницу поставили, он бы «Войну и мир» успел написать. Представляешь, как по женской ласке истосковался? Да он тебя трахать будет без остановки, как отбойный молоток!

— Ого, какие у тебя мечты,— парировала Оля,— Видать, парень твой не справляется, как я погляжу. Может, собачку большую заведешь?

Шутливая перепалка продолжалась еще минут десять. Я успел попить кофе, сохраняя молчаливый нейтралитет. Девушки, похоже, не собирались прекращать бесконечные упражнения в остроумии, но тут в клинике появился главврач, и все шутки разом прекратились.

Жора выглядел очень страшно. Под левым глазом у него расплылся заметный синяк, переходящий на скулу. Верхняя губа разбита и напухла. Вырез белой футболки разорван, а сама она выпачкана размазанными пятнами крови.

— Георгий, что с тобой? — испуганно воскликнула Юля.— Ты как вообще?

— В порядке,— с трудом ответил главврач,— поскользнулся и упал с лестницы.

— Лестница высокая была? — участливо спросила Оля.— Давай лед приложим?

Девушки заботливо уложили Жору и принялись хлопотать над его ранами, а он лежал молча, запрокинув голову и глядя в потолок.

Хлопнула дверь, и в клинике появились посетители. Мы с Олей отправились вести прием, а Юля осталась хлопотать над раненым командиром. Когда мы спустя час вернулись в кают-компанию, Жора уже немного пришел в себя и смог внятно говорить:

— Не думал, что она при сыне такое устроит,— с трудом начал он.— Ох и крепко я об стену затылком приложился, два раза даже.. У меня до сих пор голова как чугунная — сотрясение, наверное.

— И что теперь? — поинтересовалась Оля.

— В клинике буду жить,— со вздохом ответил главврач.— Своей квартиры у меня нет, как, впрочем, и денег на съемную. Мне теперь все вещи заново придется покупать, даже трусов запасных нет. Она реально вчера все мои шмотки разрезала и на мусорку выкинула. Все, до последнего носка. И документы, походу, тоже. Реально всё моё, что дома было. Пиздец геморрой будет это все восстанавливать!..

— А работать нам как? — продолжила допрос Оля.

— Я пока тут буду, выходить только на операции стану,— отозвался Жора.— Куда мне сейчас с таким лицом? Завтра надо на вызовы съездить, но они все неподалеку. Пешком можно оббежать, только на один нужно на автобусе ехать. Там, по идее, все постоянники. Ярик, ты справишься. А если не справишься, то бери животинку с хозяевами и дуй на такси в клинику, тут будем разбираться, но такси за твой счет.

— Жора, тут как бы это, я хотел на завтрашний день выходной взять…— начал я.— Или хотя бы полдня.

— Бери,— согласился Жора.— Вот по вызовам пробежишься, и всё, свободен, если никаких новых проблем не образуется. Если шустро начнешь, к часу и освободишься; самое позднее — к двум. Ты, скорее всего, будешь некоторое время так работать, пока я с документами и машиной не разберусь. Ты, кстати, не думал на права сдавать?

Стало заметно, что к Жоре быстро возвращалась его обычная жизнерадостная деловитость, и он, вырвавшись из скорбного состояния, уже принялся строить маниловские, далеко идущие планы:

— Я тут машину собираюсь сменить, взять «пятнашку» свежую. А свою «ласточку» продавать не буду, она еще бодрая, хочу оставить при клинике как дежурку. Думаю, Алексеич одобрит. А ты будешь на ней по вызовам ездить, за препаратами и по другим делам.

— Неплохая идея,— согласился я.— Только денег и времени у меня сейчас нет.

— Ничё, все образуется,— попытался улыбнуться Жора, но тут же скривился из-за боли в разбитой губе.

Девочки рассказали Жоре о странном посетителе, и он, прочитав «анамнез», тоже изрядно развеселился:

— Пусть собирает калым в двадцать пять баранов, и мы ему Юлю отдадим! И бантиком розовым перевяжем! — весело сообщил он.

— Надо еще холодильник попросить,— подхватила Оля.— И бесплатную путевку…

— В Сибирь! Хватит вам ржать, а если он в натуре маньяк,— возмутилась Юля.— Насилует девушек, убивает, а потом скармливает своей собаке.

— Интересная гипотеза,— усмехнулась Оля.— Превалирование белковой пищи ведет к избытку солей, которые в итоге привели к возникновению камней в почках и мочевом пузыре. Нужно будет проверить.

— Только не вздумайте при нем смеяться,— строго предупредил Жора.— Человек может оказаться инвалидом, ветераном войны, и вообще: «Клиент всегда важен, клиент прежде всего!».

— Раньше ты такого вроде не говорил,— настороженно сказала Юля,— похоже, действительно сильно головой стукнулся.

    Оставшийся рабочий день мы с Олей работали практически вдвоем. Юля высовывалась из кают-компании только для того, чтобы отпустить товары из ветаптеки, и каждый раз удостоверялась, что в коридоре нет заикающегося воздыхателя. Выглядело это очень забавно: Юля вприсядку появлялась из-за двери, осторожно выглядывала из-за прилавка и только потом вставала в полный рост. Если люди в коридоре замечали этот странный маневр, то девушка делала вид, что ищет какой-то товар в ящике под прилавком.

«Лев Толстой» с таксой действительно появился, причем точно в назначенный срок; правда, без баночки с мочой. Он жестом отверг предложенные Олей листок и ручку и принялся объяснять вслух, мучительно преодолевая заикаинье:

— Н-н-не м-м-могу с-с-соб-собрать м-м-мочу,— с усилием выговорил он, но гораздо быстрее, чем в прошлый визит.— С-с-сажал её в т-тазик, н-н-не х-х-хочет.

— Возьмите маленькую низкую мисочку, небольшую баночку и с этим идите на прогулку,— принялась терпеливо объяснять Оля.— Как только собачка сядет писать, аккуратно подставьте под неё мисочку, а потом перелейте в баночку.

— Х-х-хорошо. Я п-п-попробую,— радостно закивал заика.— А гд-д-де д-д-девушка, к-к-которая д-д-днем б-была?

— Юля будет послезавтра,— уверенно ответила Ольга.— Или через три дня. Она вообще последние дни дорабатывает, собирается уходить в декрет.

    Поклонник сразу погрустнел и, понурив голову, покинул клинику. Похоже, усиление заикания было действительно как-то связано с присутствием предмета его обожания — и оно же вызывало всплеск литературного красноречия. Когда мы с Олей вернулись в кают-компанию, Юля произнесла:

— Ну ты и сморозила, блин: «в декрет собирается». Спасибо, конечно, но, мне кажется, он не поверит.— Юля хлопнула себя по плоскому животику.— Я же не беременная совсем.

— Никакого вранья,— отмахнулась Оля.— Я сказала, что ты в декрет собираешься. У тебя парень есть, ты с ним трахаешься — значит, рано или поздно забеременеешь и уйдешь в декрет. Всё логично. В декрет собираешься, но просто не спешишь.

— Я вам дам «в декрет»! — возмутился Жора, не вставая с дивана.— И так работать некому, а вы еще в декрет. Хватит с нас Даши, а то устроите мне массовый забег.

— Полагайся на Ярослава, он точно никуда не денется,— улыбнулась Оля.— И старайся набирать парней, на них никакие заики не позарятся. И в декреты они не ходят!

    Когда я по окончании рабочей смены вышел на улицу, то по совету Магнума попытался посмотреть в вечернее небо и вздохнуть полной грудью. Было еще довольно светло, короткая летняя ночь еще не спешила вступать в свои права. И ничего особенного я не почувствовал, кроме, пожалуй, угрызений совести за то, что ни разу за время работы не отправил Ланне, хотя перерывы были, и достаточно долгие. Я достал телефон и решил просто позвонить, не тратя последние рубли со счета на туманные SMS:

— Привет, ты сейчас занята?

— Привет, не очень, перевод делаю.

— Выходи с собакой гулять. Я тебя в парке жду, возле правого входа, который ближе к девятиэтажкам.

— Хорошо, сейчас оденусь и скоро буду.

    Вот так просто. Может, стоило так делать каждый день, а не строить долгосрочные планы о каком-то особом свидании? Я задумался о том, что мешало мне делать это раньше, почему я после работы сразу тащился домой, а не пробовал просто гулять с Ланной каждый день, благо жила она по соседству? Чем это объяснить, как не банальной тупостью, я себе ответить не мог.

Живот предательски заурчал, и я решил перекусить во время ожидания в условленном месте. Но Ланна появилась в парке буквально через пятнадцать минут — гораздо раньше, чем можно было ожидать. Я как раз заканчивал нехитрый студенческий ужин из булочки с кефиром. Получилось очень неловко, но Ланна не обратила на это никакого внимания, еще издалека весело помахав мне:

— Привет спасителю собак и приятного аппетита заодно!

Она была в обтягивающих спортивных брюках и коротком белом топике. Джинна на поводке послушно трусила рядом.

При её появлении я залпом допил кефир, торопливо выкинул упаковку в урну, и тут же вскочил со скамейки. Спешка не прошла даром: я тут же закашлялся, так как кефир попал не в то горло. Преодолевая неловкость, прокашлялся и произнес:

— Привет, ты отлично выглядишь, очень рад нашей встрече!

— Я тоже! Давно надо было встать и размяться, но я увлеклась, и если бы ты не позвонил, всё сидела бы и сидела,— сказала с улыбкой Ланна.

— Куда пойдем?

— Давай по левой аллее, в дальнем углу там есть тихая полянка, я хочу немного позаниматься.

— Хорошо,— согласился я.— С удовольствием посмотрю.

— Извини, что вчера не получилось в кино сходить,— сказала Ланна.— Планы на самом деле поменялись внезапно.

— Ничего страшного,— ответил я, — Это ты извини, что я вчера на прогулку не выбрался.

— Все к лучшему,— улыбнулась Ланна.— Я люблю своих родных, но иногда устаю от их шумной компании. Дело даже не в них, я просто по жизни интроверт, и мне вполне комфортно в одиночестве. Скажу больше: бывают моменты, когда мне прямо жизненно необходимо побыть одной.

— Это, наверное, у всех так,— сказал я.

— Да, возможно, просто выражено по-разному,— согласилась Ланна.— Я, наверное, поэтому и полуночница. Люблю заниматься, читать, рисовать или делать переводы по ночам, когда семья уже спит, а в доме тихо и спокойно.

— У меня так тоже бывало, я сейчас вообще живу один, и мне вполне хорошо. Но иногда, наоборот, возникает необходимость в общении с кем-то. Чтобы кто-то находился рядом, пусть даже не говорил, а просто присутствовал.

— «Мудрое молчание — великое благо» — так говорил кто-то из великих,— с улыбкой произнесла Ланна,—. Но у меня такой потребности не возникает, наверное, потому, что я редко бываю совсем одна.

— У меня тоже недавно возникла,— честно признался.— Буквально последние пару месяцев. До этого тоже постоянно с кем-то жил, а тут внезапно один остался.

Мы дошли до поляны и остановились на краю. Ланна скомандовала Джинне лежать и повернулась ко мне.

— Хочешь, я тебе станцую? — предложила она.— Музыки, к сожалению, нет, но я отлично её помню: закрою глаза — и сразу звучит в голове.

— Да, конечно,— ответил я.— С удовольствием посмотрю.

    Ланна двинулась к центру поляны. Дойдя до середины, она распустила волосы, которые тут же ринулись к земле могучим черным водопадом. Девушка воздела руки к небу, запрокинула голову, отбросив волосы назад, и вдруг резко согнулась вперед, едва не коснувшись лицом коленей. Волосы взметнулись фейерверком, хлестнули по земле, и танец начался.

    Это было великолепное зрелище, прекрасное своей резкостью и безмолвием, а сгущающиеся сумерки только усиливали эффект. Ланна была похожа на пламя свечи, бьющееся на ветру и постепенно поглощаемое тьмой. Черные как дым волосы неотделимо следовали за пламенем тела, повторяя движения и подчеркивая каждый поворот.

    Я испытывал невероятное возбуждение, какого не было у меня очень давно. Казалось, мне больше всего сейчас хотелось на свете припасть к этому жаркому пламени, вдохнуть черный дым волос. Схватить, обнять, впиться губами, как обезумевший от жажды вампир. И пить, пить, пить эту безумную энергию и страсть, пока головокружение экстаза не опрокинет сознание в небытие…